Памяти Ольги Ивановны Скороходовой посвящается краткое
воспоминание к.пед. наук Ирины
Вениаминовны Цукерман, которая на протяжении последних шестнадцати лет жизни
Ольги Ивановны регулярно, один-два раза в неделю встречалась с ней и помогала
как в работе, так и в повседневной жизни.
_______________
Имя Ольги Ивановны Скороходовой стало мне известно еще
тогда, когда я училась в массовой школе. Мне, оглохшей, предложили прочитать ее
автобиографическую повесть, и она произвела на меня огромное впечатление. Я
поняла, что человек без слуха и зрения тоже может жить полноценной жизнью,
вызывая восхищение и преклонение окружающих. Это с трудом укладывалось в моей
голове. И хотя я знала, что была легендарная слепоглухая женщина Элен Келлер, я
все же считала, что это – из области фантастики: Америка… Другой век…
Спустя десять лет (я тогда уже работала в Институте
Дефектологии, ныне – Институт Коррекционной Педагогики) мой научный
руководитель Федор Федорович Рау – удивительно добрый человек - предложил мне
при подготовке диссертации включить в нее исследованиевосприятия слепоглухими азбуки Морзе. При
этом он познакомил меня с А.И. Мещеряковым – руководителем отдела изучения слепоглухоты.
Мы с Александром Ивановичем быстро нашли общий язык: общаться с ним было очень
интересно и легко. Это был чрезвычайно доброжелательный и отзывчивый человек.
Вот он-то и позвал меня в гости к Ольге Ивановне Скороходовой, чтобы я сама
поговорила с ней. Сначала я оробела: как это я буду запросто обсуждать со
знаменитой Скороходовой возможность телефонной связи для слепоглухих? Но
Александр Иванович успокоил меня на этот счет, объяснив, что Скороходова –
такой же человек, как и все мы, только общаться с ней нужно дактилем «в руку».
И я согласилась. Эта встреча положила начало нашей дружбе, продолжавшейся
шестнадцать лет, до самой смерти Ольги Ивановны.
Ольга Ивановна сразу стала легко понимать мое дактильное
обращение. Мне она также отвечала дактилем. Она страдала небольшим парезом
лицевых мышц, поэтому считывать с ее губ было трудновато. Но пальцы ее
двигались нормально, и я без затруднений воспринимала зрительно ее дактиль. Она
живо и интересно рассказывала о своей жизни, о людях, с которыми сводила ее
судьба. Я помогала ей писать поздравительные открытки к Новому Году, к Восьмому
Марта и другим праздникам. Она диктовала мне дактилем, я записывала и повторяла
ей написанное, для проверки, а затем она расписывалась по специальному трафарету
– металлической пластинке с дырочками. Обычно к каждому празднику у нас
выходило по 10 – 12 открыток. У нее были, конечно, и штатные секретари, но она
не всем доверяла, а написание личных писем и открыток полностью доверялось мне.
Однажды писала я открытку к 23 Февраля К.Е. Ворошилову.
По торжественным случаям Ольгу Ивановну часто приглашали
в дом культуры ВОГ на Первомайской. При этом я ее сопровождала в качестве
переводчика и старалась воспроизводить для нее как можно больше из того, что
там говорилось. Она всегда слушала с большим вниманием и нередко
переспрашивала. Один из таких моментов запечатлен на фотографии.
Имела я и еще одно деликатное поручение – в дни зарплаты
помогать ей «рассортировать деньги по достоинству». Ей казалось, быть может
следствие мнительности, что иногда часть ее денег исчезает. Поэтому у кассы я
стояла рядом с ней, расписывалась за нее в ведомости, а затем раскладывала
деньги по кучкам – отдельно рубли, отдельно трешки и т.д. «Десятки» она убирала
в особый кармашек кошелька. Порой она переспрашивала, какая это купюра. Позже
она рассказывала, что у слепых часто бывают случаи, когда зрячие обманывают их
и вместо пяти рублей дают трешку. Сейчас об этом даже неловко вспоминать, но в
то время (в конце семидесятых) разница между пятью и тремя рублями была
значительной. Смущало меня и то, что, если мы брали такси, Ольга Ивановна
вручала мне свой кошелек, чтобы я расплачивалась с водителем по счетчику.
Ольга Ивановна живо интересовалась модой на одежду. Если
ей предстояла заграничная командировка, то мы с ней отправлялись в ателье Гума,
и я помогала ей выбрать фасоны и заказать пальто или платья. Она придирчиво
выбирала материал, старалась вникнуть в ветовые соотношения; так же серьезно
выбирались фасоны одежды. Часто я надевала то ил другое, чтобы она могла наглядно
все оценить. Работникам ателье я популярно объяснила, кто такая Ольга Ивановна,
так что они тоже делали что могли, а на примерки приезжали даже к ней домой.
Ольга Ивановна просила меня рассказывать, что происходит
в мире, и я примерно два раза в месяц делала что-то вроде доклада-беседы о
международном положении. В тот период мне не нужно было готовить эти беседы: я
вела внеклассную работу в школах глухих Москвы, читала газеты, и вся
международная обстановка была у меня в голове. Слушала она, как всегда, очень
внимательно, задавала вопросы по существу, а порой просила рассказать о
ситуации в конкретном регионе или в нашей стране. Память у нее была
великолепная.
В те времена я была связана со слепоглухими Загорского
детского дома и ездила туда два раза в неделю. Ольга Ивановна через меня
заинтересованно следила за «Знаменитой Четверкой» - слепоглухими студентами
МГУ.
Тогда у меня была еще одна группа подопечных слепоглухих,
которых я обучала тактильному, т.е. осязательному восприятию азбуки Морзе.
Первая такая группа, с которой я работала с 1967-го года, прекрасно освоила
азбуку Морзе и общалась между собой по телефону. Но даже на этом фоне успехи
Ольги Ивановны были удивительными: она гораздо легче и скорее молодых учеников
запомнила «морзянку» и использовала ее для общения по телефону. Практически
каждый вечер, если я была дома, мы общались с ней по телефону. Вообще круг ее
интересов был очень широк.
Сейчас некоторые люди, сами близко не знавшие Ольгу
Ивановну, утверждают, что она-де была поставлена в исключительные условия, что
она «продукт советской тифлосурдопедагогики». Возможно, в каком-то смысле это
справедливо. Но, во-первых, ее достижения вполне реальны и впечатляющи, и если
человеку создали надлежащие условия для самореализации, то это можно лишь
приветствовать. Во-вторых, это как раз доказывает необходимость создания
благоприятных условий всем инвалидам, чтобы они могли максимально реализовать
себя и приобщиться к полноценной жизни. А имя Ольги Ивановны Скороходовой
несколько десятилетий было подлинным маяком и для педагогов, и для инвалидов.
Она убедительно доказала, что даже с такой тяжелой инвалидностью можно
полноценно жить и быть полезным членом общества.