Это был красивый, застенчивый
мальчик с тонкими чертами лица, легким девичьим румянцем на щеках. В отличие от
нас, непоседливых интернатских ребятишек, в классе он сидел тише воды, ниже
травы, ближе всех к учителям. Казалось, все условия для чтения, письма, усвоения
учебного материала ему были обеспечены, но… он учился хуже всех, ходил на уроки,
как на каторгу, за партой сидел, как-то неестественно втянув голову в плечи. Не
только мы, ребятишки, но и многие наши преподаватели считали его лодырем, долго
не подозревая о его прогрессирующей слепоте.
– Коля! – неоднократно вызывала его к доске
Людмила Дмитриевна, учительница по истории. Коля внутренне сжимался, делал вид,
что читает учебник.
– Рыжов! – начинала сердиться учительница, – ну,
сколько можно?
Коля, вспыхнув, медленно вставал,
нехотя шел к доске, долго переминался с ноги на ногу, мялся, «мямлил» на
дактилологии и жестовом языке что-то свое, надуманное.
– Садись! – Тяжело вздохнув, Людмила
Дмитриевна выводила в журнале против его фамилии «двойку» и, отложив ручку, вызывала
следующего ученика. Бледный Коля плюхался на свое место, обхватывал руками русую
курчавую голову и надолго затихал обиженным, серым воробышком.
– Дурак!.. – досадовали все мальчишки
в классе, – мы ему подсказываем, а он… нас в упор не видит!
– Лентяй!.. – бросал кто–то из
девчонок в его сторону презрительный жест.
К нашему изумлению, даже в светлое время
суток, Коля постоянно натыкался на мебель: шкафы, парты, столы, стулья, и не
было случая, чтобы во время перемен в длинном, не очень светлом коридоре, он не
налетел на кого-нибудь.
– Смотреть надо! – сердились ребята,
а самые задиристые и непримиримые давали ему подзатыльник.
Когда звенел звонок, и все стайкой влетали в
класс, Коля входил следом за учителем одним из последних, топтался у дверей пару
минут, потом на ощупь шел на свое место, к спасительному столу. И так – от
звонка до звонка, из года в год…
– Ты чего? – поочередно забеспокоились
все мы, будучи уже постарше, видя, как он щурится, стараясь заслонить рукой
лицо от ярких лучей солнца, струящихся сквозь шелковые шторы в наш класс.
– Больно!.. Глаза болят, – оправдывался Коля.
Ах, вон оно что! Но почему он ходит
без очков? Почему не лечится? Куда смотрят учителя, воспитатели, медсестра при
нашем интернате, его родители, наконец?.. Этого мы, мальчишки, девчонки никак
не могли понять. Но, в конце концов, поняв, что перед нами – несчастный, слабый
мальчик, мы в одночасье изменили к нему отношение в лучшую сторону. Теперь мальчишки
заступались за Колю на переменах, и если его в коридорах задевал какой-нибудь
задира, ему было несдобровать. Девчонки, забыв свои дразнилки, помогали Коле осваивать
гуманитарные предметы, терпеливо объясняя непонятные разделы. Ну, а в точных
науках наш подопечный превосходно разбирался сам.
Если в свободное время мальчишки из нашего
класса носились за мячом, играя в футбол, или гонялись с клюшками за шайбой на
школьном катке, то главным хобби Коли было собирать всякие железки в карманы брюк,
и за своим столом мастерить немыслимые конструкции, которые он называл
радиоприемниками, машинами будущего времени.
Еще в сельской школе, до нашего переезда в
новую Пермскую школу – интернат в старших классах училась его сестра Алла, страдавшая
теми же симптомами наступающей слепоты. И внешне они были очень похожи, брат и
сестра.
Алла… Когда я думаю о ней, в моей памяти
всплывает эпизод многолетней давности, который произошел в селе Верхнее Калино,
где первые восемь лет с глухими ребятишками училась я сама. Был месяц ноябрь, и
в ожидании, когда откроется сельский клуб, мы под присмотром воспитательницы и
старшеклассников бегали и резвились на берегу, у кромки плохо замерзшей реки
Чусовой. Среди старшеклассников была Алла, сестра Коли Рыжова.
Ничего в тот день не предвещало беды, пока
после игр Алла неожиданно для всех не пошла по льду к середине реки, туда, где
лед был тоньше…
«Что она делает?» – одна и та же мысль
пронзила всех ребятишек.
– Аля, ты куда?.. Аля, вернись!.. Аа-а-л– я-я!..
– полный ужаса крик воспитательницы повис в морозном воздухе. Не замечая, как
ей машут издали, не оборачиваясь, Алла продолжала идти к середине реки, хотя
лед под ее валенками уже трещал по швам. Еще несколько неосторожных шагов, и
она начнет тонуть…
– Аа-а-л-я-я! – не обращая внимания на то, что
на ее голове развязался и развевался серым флажком пуховый платок, молодая
воспитательница изо всех сил бежала по ненадежно крепкому льду за упрямой,
своенравной девчонкой, которой, как ей показалось, надоела жизнь. Следом за
обезумевшей от страха воспитательницей бежали несколько отчаянных мальчишек- старшеклассников.
Издали, увидев, как Алла
проваливается по пояс в черные, студеные воды, все мы – малышня, забыв, что нам
было велено стоять и ждать, тоже рванули вызволять ее из беды.
К счастью, Алла не ушла под проломившийся
лед, и по всей вероятности, ощутив опору под ногами, интуитивно поплыла назад,
благодаря помощи мальчишек выползла по осколкам льда к заснеженному берегу.
– Дура!.. – Плачущая воспитательница
схватила ее за цигейковый воротник казенного пальто, грубо подтолкнула к толпе
зевак и перепуганных ребят.
– Я не вижу! – Это было всё, что могла сказать
Алла на жестовом языке в свое оправдание.
Этот страшный эпизод многие из нас запомнили
на всю жизнь.
Родители Коли и Аллы жили в маленьком
железнодорожном поселке в нескольких часах езды на электричке от Перми. Мать,
будучи домохозяйкой, все свое время посвящала дому, подросшим детям. Отец водил
грузовые поезда, в свободное время клал по всей округе добротные русские печи, поэтому
его присутствие дома было редкостью.
Уже будучи учеником не Верхне-Калинской,
а Пермской школы для глухих детей, приезжая домой на каникулы в сопровождении
одноклассника Васи, жившего в том же поселке, Коля все лето с удовольствием жил
на благоустроенном чердаке, пропадал в сарае, где ему никто не мешал возиться с
железками. Со слышащим другом Геной ходил на рыбалку, купался, загорал. Чтобы
облегчить домашний труд матери, вместе с Аллой поливал огород, подражая отцу,
месил глину с песком, мастерски замазывал трещины на печи в кухне.
Далее я без труда представляю, как брат с
сестрой в сопровождении Гены пропадали в ближайшем лесу, рвали на полянах
цветы, наслаждались тишиной, покоем, возвращались домой с туесками земляники,
или с полными ведерками малины, или лукошками грибов.
Кто из нас не влюблялся в 17 мальчишеских лет?
Не обошло это светлое чувство и Колю. Еще в школе он особо не переживал, когда не
по годам строгая и серьёзная одноклассница Клава не придавала значения его
многозначительным взглядам, не принимала его ухаживаний, а тут… Ну, разве он
знал, что конопатая, рыжеволосая хохотушка Маринка, с милыми ямочками на щеках,
его землячка, между прочим, во время этих летних каникул разобьет его сердце
наповал?..
– Марина, я люблю тебя!.. – только к концу
лета признался Коля в своей любви, вечером стоя у калитки ее дома, переминаясь
с ноги на ногу и страшно краснея.
– Ты?..– засмеялась Марина, – но мне
не нужен слепой! – и, не попрощавшись, взбежала на крылечко своего дома,
скрылась в сенях.
Это было для него ударом.
Насколько был счастлив короленковский Петр
Попельский из повести «Слепой музыкант» после слов любимой Эвелины, услышав из
ее уст невероятное: «…если девушка полюбит слепого, так и выходить надо за
слепого… Ты и я, мы оба любим друг друга…», настолько был несчастен Коля,
приняв жестокое признание Марины в ее нелюбви. С этого дня жизнь потеряла для
него смысл.
– Не нужен! Никому я не нужен! – Обида
застилала глаза Коле, затрудняла дыхание. Теперь он не караулил Марину, не
желал с ней встреч, не рвал для нее цветы в палисаднике, а часами лежал на постели
на чердаке и думал, думал. Ничего его уже не радовало: ни новое изобретение на
световом будильнике, которым он в скором времени хотел удивить одноклассников,
как-никак додумался до этого сам, хотя уже слышал, что подобное чудо до него
изобрел не один глухой человек. Не радовал его даже шустрый, совсем ручной ежик,
живущий у него на чердаке. Преданного лесного друга Коля собирался увезти с
собой в Пермь и на осенне-зимний период устроить в комфортных условиях в
кабинете биологии.
У Рыжовых в укромной кладовке висело
одноствольное охотничье ружье. С ним отец охотился на уток, стрелял в матерых
волков, если они зимой, учуяв на подворье живность, осмеливались подойти к
жилищу. В отсутствие отца Коля ради баловства иногда палил из тяжелого ружья в
ворон, за что ему изрядно доставалось от мамы, после чего ружье возвращалось ею
на место, а кладовка запиралась на ключ.
Ружье! Вот что раз и навсегда может избавить
его от бессмысленной на этой земле жизни и от бесконечных страданий! Неумолимо
кончалось лето. А это означало, что ему пора ехать в школу-интернат, в
последний класс, где он снова будет видеть не только всех интернатских ребят,
вечно им недовольных учителей, но и хохотушку Марину, раз и навсегда перечеркнувшую
всю его никчемную жизнь; натыкаться на все одушевлённые и неодушевлённые
предметы. Несмотря на свой юный возраст, Коля понимал, что после школы его ждет
бесперспективная, серая жизнь, собственная ненужность людям, неизвестность, одиночество,
слепота и зловещая тишина. Это было невыносимо, и Коля решился…
В один из прохладных августовских дней он выкрал
у мамы ключ от кладовки. Поздним вечером снял со стены ружье, но тут же
нарвался на отца. Отец с матерью давно заметили, что сын в последнее время все
чаще был угрюм, все у него валилось из рук, но чтобы основательно поговорить с
Колей, у них просто не было времени. Алла в ту пору уже была замужем и жила
отдельно от родителей.
– Это еще зачем? – отец на мгновение задержал неизвестно
чем взволнованного сына.
– Птиц попугать! – поняв, что можно «проколоться»,
Коля мягко, по–девичьи улыбнулся отцу прежней улыбкой, – Не сейчас, попозже…
– Ладно, сынок!– отец потрепал за щеку сына и,
хотя у него на душе было неспокойно, вскоре ушел спать, ибо на следующий день
его звали класть новую печь в соседнее село.
И опять волею Всевышнего в то раннее утро ничего
не предвещало беды: на небе таяли последние звёзды, яркими, холодными красками
горели астры в палисаднике. Некоторое время Коля стоял, глядя на небо. О чём он
думал? Может быть, мысленно прощался с родителями, сестрой Аллой, со всеми,
кого любил, прощался с жизнью? Затем решительно шагнул в сарай, где их семья
держала небольшую живность, изнутри накинул на дверь крючок. После бессонной ночи
он чувствовал упадок сил и понимал, что в любой момент ему могут помешать
осуществить его замысел. Да, он хорошо всё обдумал и решил! И пока все спят,
надо спешить! Сейчас или никогда! Постояв немного, пока глаза привыкнут к
темноте, Коля снял с ног мокрые от росы сандалии, носки, лёг на дощатом полу на
пахучее сено, удобнее пристроил между ног ружье…
Когда, точно определившись, откуда
грянул выстрел, Рыжовы с соседями сбили дверь с петель и ворвались в сарай, то
перед всеми предстала такая картина – Коля лежал навзничь на охапке сена и
смотрел на всех широко открытыми глазами, его развороченный живот был сплошной
раной, между его ног валялось то самое злополучное ружьё. При виде окровавленного
сына с матерью случилась истерика.
– Сынок!.. – отец Коли качнулся, упал
перед ним на колени, – Сынок!.. – тяжелые мужские слезы текли по его небритым
щекам, – Это я, это я во всем виноват!..
Несмотря на свою хроническую занятость, он по-своему
любил и баловал детей, особенно сына, не так давно купил к 18-летию Коли дорогие
обновы: меховую шапку, брюки, зимние ботинки, модный полушубок, как–никак вырос
парень. А он…
Хоронил Колю весь поселок.
Позже, через много лет, будучи реабилитологом слепоглухих,
я, наконец-то поняла, что у Коли и Аллы Рыжовых был синдром Ушера, болезнь, при
которой с годами сужается, падает зрение, и если человек не лечится, он обречен
на тотальную слепоту.
Если бы в то время кто-то из нас
знал, что это такое, то вовремя бросил бы им спасательный круг помощи. Если бы
родители Коли и Аллы, воспитатели, педагоги, поняв, что у детей неладно со
зрением, вовремя забили тревогу, обратились к врачам, специалистам, двух
вышеперечисленных трагедий могло бы не быть. Брата и сестру Рыжовых ещё из сельской
школы для глухих детей перевели бы в Загорскую школу для слепоглухих, где они
были бы среди себе подобных, где с ними индивидуально занимались бы талантливые
педагоги. И у Коли не возникло бы чувства ненужности в этом мире,
отверженности, наконец! Он стал бы конструктором, автором многих интересных
изобретений, ведь недаром из его карманов постоянно торчали железки! Но
взрослые среди нас не догадались, что Коля нуждается в моральной поддержке,
психологической помощи, не углядели, не уберегли!..
Мне кажется, что в нашем обществе не только в
психологии, медицине, но и в педагогике для студентов всех вузов с самого
начала их обучения должны быть обязательные разделы и о глухих детях с
синдромом Ушера. И тогда в их практике не будет трагедий, наподобие тех, которые
случились с братом и сестрой Рыжовыми.
Пусть живут ребятишки и взрослые с синдромом
Ушера, не чувствуя отверженности, равнодушия, исходящих от всех нас. Пусть чувствуют
себя кому-то нужными на этой Земле, радуются каждому новому дню, теплым лучам
солнца. Они имеют право на достойную жизнь!
– А как же Алла? Что сталось с нею? –
спросят мои читатели. После сельской Верхне–Калинской школы встретиться с нею
мне больше не довелось, судьба разбросала нас в разные стороны.
Знаю только одно, что после гибели брата, Алла
недолго была замужем за молодым глухим человеком, не выдержавшим испытания,
посланного ему СВЫШЕ – ее СЛЕПОГЛУХОТЫ. Но в жизни Аллы были не только темные,
но и светлые стороны: она узнала радость и счастье материнства, и, несмотря на
все лишения и невзгоды, одна вырастила прекрасную дочь.